на торгово-промышленной деятельности. А это в свою очередь давало реальную экономическую независимость и противодействовало административному давлению: подношения значительно гасили полицейский пыл. Немаловажными качествами предпринимателя-старовера были трезвость и умеренность в быту. А духовные связи с братьями по вере в России и за ее рубежами способствовали укреплению торгово-экономических отношений, расширяли экономический рынок. Следует также учитывать, что староверческое капиталистическое предпринимательство развивалось естественным путем и опиралось на традиционные районы ремесла и кустарной сельской промышленности»[142].

Вообще, относительно хозяйственного стиля ревнителей старой веры исследователи выделяют следующие присущие ему черты[143]: во-первых, то, что можно назвать «мирской аскезой» – перенесение в обыденную жизнь строгой келейной этики аскетического христианства, которое предполагало включение предпринимательской деятельности, повседневных трудов в мир священного. К работе и труду требовалось такое же серьезное и ревностное отношение, как к молитве и посту. При этом данное требование сопровождалось отказом от роскоши и «земных радостей» и неприятием чувственной культуры. Во-вторых, трудолюбие и малое соотношение затрат времени на отдых и труд. «Праздность – училище злых», – любил повторять основатель федосеевского согласия Феодосий Васильев. Как результат, большая дисциплинированность и более высокая производительность труда всегда выгодно отличали старообрядцев от остального населения. В-третьих, бережливость, отказ от расточительства и необдуманных трат. Весьма показателен в этом смысле образ жизни нижегородского старообрядца-миллионера П. Е. Бугрова: «Совершенно чуждый образу жизни нового поколения… Бугров живет так, как жил он прежде, не будучи капиталистом, как теперь, а рядовым мужиком деревни Поповой… Имея несколько больших каменных домов в Нижнем Новгороде, большую водяную мельницу в Семеновском уезде и кредит чрезвычайно обширный, ворочая сотнями тысяч, этот старик живет хуже всякого мещанина средней руки и делает это не от скупости, не из ханжества и вообще не по каким-либо расчетам, а по привычке к простому быту»[144]. В четвертых, взаимное доверие и дух общины. Осознание собственной избранности, характерное для старообрядцев, предполагало большую степень доверия к своим единоверцам и меньшую – ко всем остальным. Купец-старообрядец мог получить в общине беспроцентный кредит, наладить связи с другими регионами. Здесь нужно отметить, что и со стороны остального населения существовало большее доверие к самим старообрядцам. И, наконец, в-пятых, императивы социального служения, а также спасения и укрепления общины. «Богатство не рассматривалось как самоцель, а лишь как средство для сохранения и укрепления общины, для социального служения. Эта норма проявлялась в распределении заработанных благ в среде старообрядцев. Нередки были случаи пожертвований, завещаний целого капитала в пользу общины, меценатства»[145].

Как уже говорилось выше, старообрядцы сыграли огромную роль в хозяйственном освоении русского Севера, Урала и Сибири. Не меньшим был вклад старообрядцев в хозяйственное освоение Поволжья. «В руках старообрядцев оказались вскоре все главнейшие торговые пункты в Нижегородском крае и ниже по Волге. Начиная с Шуи, старообрядцы образовывали далее общины в Городце Балахнинского уезда, крупной для того времени хлебной пристани, в Горбатове, с прядильными мануфактурами, в Павлове, Лыскове, Макарьеве, Самаре. К концу XVIII века регистрированных раскольников по берегам Оки и Волги только в пределах Нижегородского края насчитывалось до 46000. В пристанях и приречных слободах старообрядцы захватили в свои руки все судостроение и торговлю, совершенно оттеснив в сторону немногочисленное купечество, державшееся никонианства»[146].

Еще больше предпринимательская деятельность русских старообрядцев активизировалась после выхода Указа Екатерины II от 1762 года «О материнских щедротах». В соответствии с этим Указом старообрядцам разрешалось возвращаться на их родные места, отправлять богослужение по старопечатным книгам, заниматься торгово-промышленной деятельностью. «Отражением использования таких льгот для старообрядцев явилась деятельность в Москве Преображенского кладбища (беспоповцы) и Рогожской заставы (поповцы), в которых накапливались солидные капиталы от хлебного извоза, торговой и промышленной деятельности, передачи имущества от бездетных старообрядцев общине»[147]. Эти капиталы зачастую использовались для предпринимательской деятельности членов общины в виде льготных или даже безвозвратных кредитов. Известны факты поддержки со стороны Преображенского кладбища предпринимательской деятельности купеческой семьи Гучковых (в 12 млн. рублей), московских фабрикантов Носова и Егорова. Рогожская община оказала значительную финансовую помощь выходцу из калужских крестьян Яковлеву, основателям ставшей впоследствии знаменитой династии фабрикантов и банкиров Рябушинских. Постоянные преследования старообрядцев со стороны светских и духовных властей только еще крепче спаивали старообрядчество, вырабатывая у его последователей такие качества, как настойчивость, колоссальная энергия, взаимная поддержка.

Со временем в старообрядческих общинах сложился особый хозяйственный менталитет, обусловленный православной аскезой, осуждавшей показное богатство как «проявление гордыни человеческой и греха». «Рационалистическая парадигма поведения способствовала отбору и формированию в людях стойких личных качеств, ответственности за свою судьбу. Сплав духовных и поведенческих качеств, связанный с аскетической мотивацией, давал импульс к занятию предпринимательской деятельностью, которая характеризовалась такими чертами, как:

– чувство меры, уравновешивающее порывы, эмоции, страсти и соизмеряющее важность различных целей;

– практический расчет, позволявший жертвовать потребностями сегодняшнего дня во имя возвышенной цели;

– трезвость характера и сила воли, поддерживающие бодрость духа, господство рассудка над порывами чувств»[148].

Появляются целые старообрядческие династии купцов и промышленников, сыгравшие огромную роль в истории и культуре Российской империи. Они не только внесли выдающийся вклад в развитие отечественной промышленности, но и были щедрыми благотворителями и меценатами, считая, что «богатство обязывает».

Наиболее известной и многочисленной была династия Морозовых, к которой относилось сразу несколько купеческих родов, восходящих к общему прародителю – Саве Васильевичу Морозову (1770—1860). Основатель династии Сава Васильевич Морозов первоначально был крепостным крестьянином. Вскоре благодаря своему труду и недюжинным способностям он стал ткачом на небольшой шелковой фабрике в деревне Зуево Московской губернии, а уже в 1797 году открыл собственное производство. В 1820-е годы он откупился на волю вместе с семьей. К 1840 году владел уже несколькими мануфактурами в Никольском (ныне – часть города Орехово-Зуево), в Богородске (Ногинск) и в Москве. Был покровским 1-й гильдии купцом, мануфактур-советником, потомственным почетным гражданином, владельцем фабрики во Владимирской губернии и лавок в гостином ряду. По всей видимости, происходил из семьи староверов-беспоповцев, однако впоследствии присоединился к поповскому согласию и был похоронен на Рогожском кладбище. Оставил после себя пятерых сыновей: Елисея, Захара, Абрама, Ивана и Тимофея. Четверо из них положили начало самостоятельным купеческим династиям, оставившим заметный след в истории русской промышленности и культуры («Захаровичи», «Абрамовичи» и «Тимофеевичи» принадлежали к поповскому согласию, а потомки Елисея Савича – «Викуловичи» – к беспоповскому поморскому).

Елисей Савич Морозов (1798—1868), старший сын основателя династии и основатель линии «Викуловичей», потомственный почетный гражданин, богородский 1-й гильдии купец, около 1837 года отделился от отца и открыл собственную небольшую красильную фабрику рядом с отцовской в местечке Никольском. Благодаря умелому руководству и усовершенствованию окраски ситца добился хороших успехов. В 1847 году открыл ткацкую фабрику, продукция которой была в 1867 году награждена медалью на Парижской выставке. Вместе с тем Е. С. Морозов положил начало ценнейшим морозовским коллекциям икон и книг. Около 1841 года он устроил в своем доме на Гороховом поле в Москве поморскую моленную, в которую по воскресным и праздничным дням собиралось до 50 человек. Морозовская моленная была украшена «весьма богатыми иконами». В собрании Морозова были иконы XV—XVI веков новгородской школы, иконы строгановских мастеров XVII века, «Деисус» работы Прокопия Чирина, икона «Умиление», которую специалисты приписывали кисти Андрея Рублева. Иконостас «по богатству окладов на иконах и древности живописи» оценивался современниками в 10 тысяч рублей серебром.

Продолжателем семейных традиций стал сын Е. С. Морозова Викул Елисеевич (1829—1894). На свою фабрику во избежание беспорядков он старался принимать только рабочих-старообрядцев. Для рабочих строились казармы с бесплатным проживанием, освещением, отоплением и водоснабжением. При фабриках имелись фермы по 25—30 коров в каждой, собственные бойни, мельницы, хлебопекарни. На средства В. Е. Морозова и его сыновей в Никольском были построены: образцовая больница, две фабричные школы и богадельня. С помощью английских специалистов, работавших на морозовских мануфактурах, в 1910 и 1914 годах были сооружены два футбольных стадиона, считавшихся в те годы лучшими в России. В деревне Ионово благодаря влиянию Викулы Морозова была открыта в 1880 году единственная в России легальная старообрядческая школа. В 1882 году он основал паевое Товарищество мануфактур Викула Морозова с сыновьями в местечке Никольском. Первоначальный основной капитал составил 7 миллионов 400 тысяч рублей.